Брайан МакГриви - Хемлок Гроув [любительский перевод]
Это был риторический вопрос, но Годфри и так не видел ничего смешного.
– Дело в том, – продолжил Сворн, – что на кассете не зафиксировано проникновения, и никто из персонала не заходил. – Он остановился, словно задумавшись о мире, в котором происходят вещи, далекие от определения «понятных». – Дверь просто открылась для него. Словно… хм… говоря: Давай, дружище, входи.
Доктор Годфри посмотрел на пол в дальнем конце лаборатории по изучению мозга. На полу лежал Френсис Пульман. Рука сжимала поршень шприца, из виска торчала отломанная игла. Как же там говорила Дороти Паркер? Лучше бы передо мной поставили бутылку, чем предложили лоботомию. Годфри задушил в зародыше единственный разумный ответ на эту ситуацию, особенно учитывая гротеск образцов стоявших в ряд на полках. Задушил единственный ответ, который может быть у квалифицированно вменяемой личности в психиатрической лечебнице. Ведь человеку его положения в таких обстоятельствах лучше сдержать смех.
* * *С первыми лучами солнца двери хозяйской спальни открылись, и в них появилась Оливия в белом атласном халате. Она пошла дальше по коридору и остановилась у двери с нарисованным на ней драконом, затем вошла. В комнате было темно; утренний свет пробивался по краям штор. Он все еще спал. Она подошла и остановилась подле него. Его голая грудь и шея были длинными и белыми. Она положила палец на его шею и почувствовала живое чудо – биение молодого сердца в груди, их связь. Он открыл глаза. Она погладила его лицо и кожу головы.
– Скоро нужно будет снова тебя обесцвечивать, – сказала она. – Уже видны корни.
* * *По пути в класс Питер остановился у шкафчика и обнаружил торчащий из прорези сложенный вдвое лист бумаги. Он взглянул на него и понял своей Свадистханой, что он был отправлен тем же человеком, что послал приглашение Лизе Уиллоуби. Он развернул лист. На нем не было ни слова, только рисунок. Сырой набросок коричневой волчьей головы – отрезанной. Голова лежала в луже крови, которая по цвету и текстуре была определенно настоящей, да и сама голова, на первый взгляд, казалась нарисованной коричневым кремом для обуви, но нет. Он понял, спустя мгновение, – это не то, чем кажется. Питер мрачно сложил рисунок и убрал его в сумку. Его взгляд привлек постер на стене, с изображением вытянутого указательного пальца и надписью: КОГДА УКАЗЫВАЕШЬ ОДНИМ ПАЛЬЦЕМ, ОСТАЛЬНЫЕ ТРИ УКАЗЫВАЮТ НА ТЕБЯ.
– Бля, – сказал он.
Он повернулся, намереваясь пойти дальше, но заметил Романа.
– Бля, – повторил он.
Они вышли через восточный выход и по коридору добрались до кладовой, дверь из которой вела наружу. Оставив дверь открытой, они подперли ее кирпичом, чтобы она не захлопнулась за ними. Роман прикурил две сигареты, передав одну Питеру.
Питер огляделся. В такие дни, как этот, птицы не летали. Они десятками сидели на электропроводах, напоминая черные прищепки, держащие шифер небосвода – Бог, подув ветром, поднимал их и скручивал в вихрь, уже через секунду возвращающийся на насиженные места; но в этот раз они полетели в другом направлении. Что бы это ни было, но птицы становились сами не свои, в такие дни, как этот.
– Мне кажется, в Белой Башне что-то происходит, – сказал Роман.
Питер затянулся и посмотрел на птиц.
– Не знаю, связано это или нет, но я могу провести нас внутрь, – продолжил Роман.
На небе появились черные штрихи. Будет дождь.
– Ну и? – спросил он.
– Нет, – ответил Питер.
– Что значит нет? – не унимался Роман.
– Все кончено, – ответил Питер.
– Что ты несешь?
– Все кончено. Я выхожу из дела.
Роман взглянул на него и понял, что он серьезно. Неожиданно, ему неудержимо захотелось вырвать этот гребаный хвостик из его головы. Он захотел найти какие-нибудь слова, чтобы заставить его передумать.
– Почему? – спросил Роман.
Питер не ответил. Ему не нравился этот разговор; такие вещи были не менее удушающими для него, чем в детстве, когда старший брат поймал его, завернул в одеяло и сел сверху, и он почувствовал, что это хуже, чем смерть. Путаясь в чувствах других людей, оставалось винить лишь себя. А еще он обвинял Романа.
– Это ты из-за копов? – спросил Роман. Его тон подчеркивал скуку и банальность инцидента. – Ты сказал избавиться от них, что я и сделал. О, и, кстати, очень деликатно было с твоей стороны бросить мою машину с пустым баком.
Он постарался увидеть, изменило ли ситуацию вставленное им легкомысленное замечание, – оказалось, что нет.
– Ладно, – сказал Роман. – Ладно, это было глупо. Действительно глупо, я идиот, и что тут еще сказать, кроме того, что я идиот, но хватит уже. Подумай о том, что ты делаешь. Ты не можешь уйти из-за подобной глупости, не можешь. Нельзя уйти от… этого.
Он произнес это с идеальной фонетической четкостью, но, между строк, послед– ним словом было «от нас».
Питер размышлял, как объяснить все Роману, не расстраивая его еще больше. Объяснить, что они не похожи, что, как бы ни чувствовал себя Роман непохожим на остальной мир, он все еще богатый и потому – не особо-то и отличается. Он не знает, как обстоят дела у таких, как Питер, он не боится клетки. Клетки, которая куда хуже любой из возможных смертей. Он не знал способа, как объяснять такое кому-то вроде Романа, как нельзя подойти к тигру в джунглях и сказать: «Ты хоть знаешь, насколько ты свободен?» Потому что, откуда ему знать о другой жизни? Не было возможности обрисовать эту картину в сознании Романа, поэтому он убрал ногу с перил, раздумывая, получится ли уйти, избежав каких-либо слов, помимо тех, которые он уже произнес.
– Черт, да ты скажешь хоть что-то? – не вытерпел Роман.
– Ты должен уйти, – сказал Питер. – Для тебя тут нет ничего хорошего. Ты должен бежать от этих смертей, города и своего имени. Начни все с чистого листа. И, я не знаю. Выясни сам как все сделать.
Роман посмотрел на свою руку. Она тряслась, не в силах более удержать сигарету, потому он выбросил ее. – О! Спорю, ты доволен, – взвился он. – Уверен, тебе это очень удобно, ты, цыганский кусок дерьма! Знаешь, если ты трахаешь мою кузину, я убью тебя!
Питер посмотрел на него.
– Ты не лучше меня, – сказал он поникшим голосом.
Питер продолжал на него смотреть.
Роман отвернулся: – Этот гребаный хвостик.
Питер встал и пошел внутрь. Роман поднял голову на мрачное, свинцовое небо.
– Бля, – произнес он, горло сжалось.
Затем, краем глаза он заметил какое-то движение. Питер возвращается, он не оставит его одного. Как и раньше, Питер снова сделал все невыносимым, но снова возвращается к нему. Такой уж он есть, доводит все до крайностей. Роман позволит ему вернуться, примет его. Но дверь не открылась, и Питер не вышел, а движение, что он видел, на самом деле было на противоположном конце его внутреннего взора, словно темные пальцы черной тени ловко махали ему, стараясь привлечь внимание. Веки Романа затрепетали. Он наклонился, поднял кирпич – отчего дверь тут же захлопнулась – и бросил его в сторону холма. Раздался скрежет металла, завыла сигнализация автомобиля. Роман сел, упершись спиной в запертую дверь, и через мгновение поднял свою все еще дрожащую руку и растопырил пальцы, наблюдая танцы невесомой паутинки между ними.
![Брайан МакГриви - Хемлок Гроув [любительский перевод]](/uploads/posts/books/86897/86897.jpg)
